читать дальше
Одна только смерть показывает,
как ничтожно человеческое тело.
Ювенал Децим Юний
как ничтожно человеческое тело.
Ювенал Децим Юний
Чёрные птицы в клетки закованы.
Вещие птицы, Божии вороны.
Прокляты небом, землёю не приняты,
Дьяволом брошены и Богом покинуты...
Otto dix «Птицы»
Вещие птицы, Божии вороны.
Прокляты небом, землёю не приняты,
Дьяволом брошены и Богом покинуты...
Otto dix «Птицы»
Добро никогда не побеждает зло,
чтобы там не говорили сказки…
Юлия Набокова «VIP значит вампир»
чтобы там не говорили сказки…
Юлия Набокова «VIP значит вампир»
I
Я стояла посреди пропахшей сыростью избушки. В углу при-мостилась старая, разваливающаяся печка, каких много в забро-шенных русских селеньях, лавка, на которой сейчас спала молодая женщина, старый рассохшийся стол и пара стульев, люлька- это было моим пристанищем последние несколько недель. И как бы хорошо мне здесь не было, я вынуждена была покинуть это госте-приимное местечко.
Я последний раз огляделась, задержав взгляд на мальчонке, за-вернутом в грязные порванные пеленки, и подхватив рюкзачок, я двинулась к двери. Всего пара шагов отделяло меня от холодной, августовской ночи.
-Будь осторожна, полукровка. Они совсем не такие как ты, они не гнушаться смерти, берегись их.
Медленно опусти рюкзак я обернулась на голос. Хозяйка немо-лодая уже женщина сидела в кровати, свесив ноги, и смотрела на меня. Грязное, скомканное одеяло лежало на полу у её ног.
На мгновение показалось, что в её глазах промелькнули боль и сострадание, но сказать наверняка я не могла.
В неярком свете луны, проникающем через косое, завешанное грязными занавесками окошко, её кожа приобретала какой-то бо-лезненный оттенок. Вокруг глаз залегли морщинки, темные волосы спутались, и лежал на плечах. Женщина смотрела на меня так, будто все обо мне знала.
Кто эта женщина? Что она обо мне знает? О ЧЕМ она знает? И насколько случайна наша встреча в забытой богом деревушке?
Я отогнала от себя столь философские мысли, повернулась и решительно зашагала к выходу. Довольно тяжелый рюкзачок бил по спине, жестки лямки впивались в кожу. На душе было погано настолько все это было глупо и наигранно.
Я была уже где-то на полпути к двери, когда до меня донесся слабый голос хозяйки:
-Иди, иди.…От туда никто не приходит. Думаешь ты особенная? Наивная… Ты такая же падаль, как и они!
Прогнав наваждение, я вышла из избушки. Темное августовское небо было усыпано мириадами звезд. Отыскав парочку знакомых созвездий, я спустилась с крыльца и вышла к дороге. Множество покосившихся заборов, полуразвалившихся домиков, заросших ло-пухами и крапивой садов. В этой деревушке на краю леса давно никого нет.
Подавив в себе приступ панического страха, я двинулась в сторону леса. Хотя… назвать лесом то, что я видела перед собой, можно было лишь с натяжкой. Это были сухие палки, с множеством коря-вых веточек, густо насаженные на небольшом холмике и уходящие вниз. Я вошла в это странное подобие леса. Под ногами одна только голая земля. Ни травы, ни опавших листьев.
В голове было так же тихо, как и вокруг…
***
Меня зовут Марианна. Марианна Целмс. Мое имя значит «пе-чальная красавица», и я вполне его оправдала.
Красота матери и проклятье отца. Быть изгоем. Всегда и во всех мирах. Вот, что я получила в наследство от своих родителей.
Всю свою сознательную жизнь я прожила в маленьком россий-ском городке с людьми, которых считала своими родителями… За которых проклинала судьбу, не зная, что правда куда хуже.
День моей смерти почти стерся из сознания. Все, что на данный момент осталось в памяти - сильная боль. Сирена «Скорой помощи».
Реанимация. Капельница. Операция.
Чувствовала боль, чувствовала разряды электрошока и прикос-новения холодного скальпеля. Чувствовала, слышала, но мое тело отказывалось реагировать на внешние раздражители. Хотелось от-крыть глаза и закричать, но не могла. Страх и паника накрыли с го-ловой
Я очень испугалась, когда очнувшись, не смогла пошевелиться. Вокруг было темно. Было тяжело дышать. Я поразилась странной догадке и приготовилась к смерти. Хотя, мне уже ничего было не страшно меня и так уже похоронили. Вопреки здравому смыслу в гробу, где я находилась, я могла свободно дышать. И где-то на краю сознания укрепилась мысль, что это может продлиться неог-раниченное время.
Именно в этот момент мне открылась страшная правда. Правда, впитанная с молоком матери, но до поры до времени скрытая соз-нанием. Я видела свою мать красавицу Анну-Марию, некромага. Отца Юлиана, привлекательного, как и все, но бедного вампира. Она была княжной, не знавшей забот и нищеты. Он - отшельник, скитающийся по миру, не захотевший принять традиции современ-ных вампиров. Казалось бы, что между ними общего? Но любовь, как правило, не спрашивает о социальном положении. Они жили недолго, но счастливо. И умерли в один день…
II
Идти по большим комьям сухой земли было не очень удобно. То и дело приходилось опираться на холодные и шершавые стволы этих странных деревьев. Было не понятно, почему в этом забро-шенном лесу такая разрыхленная, хотя и сухая почва. Остановив-шись у более или менее нормального, на мой взгляд, дерева я сняла с плеч старенький рюкзачок, в котором помещались все скромные вещи. Откопав на самом дне маленький Mp3 плеер, развязав столь ненавистный всем у кого есть плеер или телефон узел, я вставила в уши наушники ни нажала «Play».
Я иду на свет,
Смерти больше нет
Мир, ты был тюрьмой
Я иду на свет,
Сотни тысяч лет
Путь продлится мой
Хм, символично…
Новая жизнь, новая жизнь… Не об этом я всегда мечтала. Но не могу сказать, что мне плохо. Быть наполовину вампиром, на по-ловину некромагом, и при этом оставаться человеком. Это так со-блазнительно. Мало кто может этим похвастаться. Никто, кроме меня. Всегда знать, что хочешь и добиваться этого любой ценой. Быть не такой как все, но знать что где-то есть такие же. Хладно-кровные, мстительные убийцы, какой вскоре должна была стать и я. Смерть… Я так и не могу смериться с тем, что приходится «вы-пивать» живых существ. Каждая жажда для меня мучение. Успо-каивает то, что человеческая сущность и здравый смысл в этом плане подавляют вампирские желания.
Продвигаясь меж стройных рядов застывших мутантов. Было темно. И тихо. Ни звука, ни шороха.
Вдалеке что-то блеснуло, и вдруг слабый треск донесся до моего идеального слуха. Повернув на звук, я прошла пару метров, когда в глаза мне бросилась пара необычных деревьев. Если вы думаете, что в этом лесу удивительного быть уже ничего не может, то вы заблуждаетесь.
Два дерева стояли посреди леса. На них была крона., пусть не-много пожухла, и от чего-то невероятно темная (даже для темного времени суток), но все же листва. Пространство между стволами сверкало и искрилось, словно кто-то повесил сушиться большое не-видимое полотенце, а чтобы его не украли, пустил разряд в 220 Вольт.
Я не знала, что делать, но внутренний голос уверенно шептал: «Это то, что тебе нужно. Не бойся, сделай последний шаг…» Пови-нуясь я протянула руку. Пальцы коснулись холодной и мокрой на ощупь поверхности. Малоприятное покалывающее ощущение рас-пространилось по всему телу. В нос ударил резкий запах гниющей плоти.
Я покачнулась, но сделала маленький шажок. Порыв ветра, толкнувший меня в спину, принес тошнотворно-сладкий сладкий запах. Яркая вспышка ослепила меня. Упав, я потеряла сознание.
***
Это была та осенняя пора, когда листья с деревьев уже опали и птицы улетели на юг. Когда по ночам лужи покрываются тонкой корочкой льда, но днем все равно грязно.
Мне пришлось самой выбираться из закопанного в землю гроба, разломав его на кусочки и роя землю пальцами. И теперь про-хладный воздух приятно освежал раздраженную кожу. Разодранные до мяса пальцы саднили, с ладоней стекала кровь. Больше всего я сейчас походила на зомби из американских фильмов ужаса. Босая, в изорванном платье, запятнанном кровью, с растрепанными волосами, по локоть в крови, а на лице и теле следы грязи. В легкие забились комочки земли и постоянно кашляла. Взгляд в никуда, и одна остервенелая мысль: «Отомстить.… Убить, растерзать, но сначала… выпить кровь».
Я брела по старому кладбищу. В небе сияла полная луна, ос-вещающая выстроившиеся в ряд уже голые березки, покосившиеся от времени и непогоды надгробия. Рядом свалены были в большую кучу венки, засохшие цветы, старые ограждения и памятники. Некоторые могилы заросли сорняком, на некоторых не было ни фотографии, ни каких-либо опознавательных знаков или ограждений. Отовсюду на меня смотрели люди, которых я никогда не знала. Но мне было все равно.
Ноги сами несли меня по грязной дороге к главному входу. В выбоинах скопилась грязная дождевая вода. Я шла прямо не раз-бирая дороги. У самого входа располагалась аллея совершенно не вписывающаяся в местный пейзаж: мраморный постамент с мра-морными памятниками, выстроившимися в два ряда. По две могилы рядом, все в мягких игрушках и цветах. С фотокарточек на меня смотрели совсем еще молодые лица. Это же дети! Увиденное заста-вило меня остановится. Что это? Память услужливо выудила ин-формацию из прошлой жизни. Здесь похоронены дети, летевшие на отдых, но ставшие жертвой террористов-смертников взорвавших самолет. Еще совсем недавно вид этих надгробий вызывал у меня различные эмоции. Сейчас же в мозгу лишь промелькнула мысль: «Умерли», и все. Я пошла дальше. Нет, я не эгоистка, что вы. Я НЕКРОМАГ. Бесчувственное животное, получающее удовольствие от вида смерти.
Ворота встретили меня амбарным замком. Оглядевшись по сторонам, как будто кто-то еще может гулять ночью по кладбищу, я схватилась за железные прутья и перемахнула через забор. Боль в руках и ногах ударила в голову. Ох… Я оглянулась назад. За огра-дой было все так же тихо. Только ветер играл голыми ветками и опавшей листвой. И пусть говорят, что плохая примета, возвраща-ясь с кладбища оглядываться назад. Пусть. Я не верю.
Я лишь кровожадно ухмыльнулась. В лунном свете блес-нули два огромных клыка молочного цвета …
III
Говорят, что одиночество – это когда слышишь, как тикают часы. А на мой взгляд, настоящее одиночество когда уже все равно. Все равно кто и что о тебе думает, что говорит и делает для тебя. Настоящее одиночество приходит вдруг, неожиданно с пониманием того, что все кого раньше ты считал своими друзьями, на самом деле ими никогда не были. Ты находишься с людьми, среди людей. Но у них всегда есть что-то, что важнее, чем ты со своими проблемами. Им некогда тебя слушать, в то время как ты всегда готов им помочь. Одиночество - это когда понимаешь, нет ни одного человека, который бы разделял твои интересы. И ты никому не говоришь, что твои любимая книга – «Перси Джексон», а на телефоне много попсовых песен, потому что это не модно. Это не современно.
И ты отстраняешься ото всех, существуя в своем иллюзорном мире, где обязательно совершится чудо и исполнится заветная мечта. Ты натягиваешь по утрам улыбку, а в душе ненавидишь всех своих «друзей», совершенно забывших о тебе. Улыбаешься, уносясь в свои грезы, и плачешь, от душевной боли и сознания своей ненужности. И если бы кто-нибудь умел читать мысли он услышал «Я сильная. Я все смогу. Я буду счастлива не смотря ни на что. Счастливая… На зло вам. Нужно только подождать… Но я подож-ду… Я добьюсь»….
***
Я лежала на чем-то твердом и холодном. Над головой шумело, кряхтело и поскрипывало. Открыв глаза, я не сразу поняла где на-хожусь.
Вокруг было темно. Под спиной был песок. И глина, куски ко-торой запутались в волосах. Наверху стальные балки арматура. Я огляделась. Передо мной оказалась речка. Хотя… Это маленькое русло с грязной водой назвать речкой можно было с трудом…
Я отошла чуть-чуть в сторону от моста, чтобы понять, куда я попала. Я уронила рюкзак и он, издав глухой звук, упал на песок. Я не ожидала, увидеть раскинувшийся на том берегу город, так как по эту сторону ничего кроме песка обильной зелени ничего не было. Как и у любого другого города у воды, на том берегу была при-стань, от которой только что отошел большой круизный теплоход «Аид». Стоит отметить, что вид у этого теплохода был такой, словно он только что из царства этого самого Аида. Но судя по всему людям было не до внешнего вида этого плавательного средства: до меня доносились звуки музыки, радостные крики и повизгивания.
На набережной тем временем жизнь кипела и бурлила. Как и на любой набережной маленького провинциального городка здесь раскинулись большие шатры. Но не было там ярких огней и цвето-музыки, столь привычных для уличных кафе..................................
Я стояла посреди пропахшей сыростью избушки. В углу при-мостилась старая, разваливающаяся печка, каких много в забро-шенных русских селеньях, лавка, на которой сейчас спала молодая женщина, старый рассохшийся стол и пара стульев, люлька- это было моим пристанищем последние несколько недель. И как бы хорошо мне здесь не было, я вынуждена была покинуть это госте-приимное местечко.
Я последний раз огляделась, задержав взгляд на мальчонке, за-вернутом в грязные порванные пеленки, и подхватив рюкзачок, я двинулась к двери. Всего пара шагов отделяло меня от холодной, августовской ночи.
-Будь осторожна, полукровка. Они совсем не такие как ты, они не гнушаться смерти, берегись их.
Медленно опусти рюкзак я обернулась на голос. Хозяйка немо-лодая уже женщина сидела в кровати, свесив ноги, и смотрела на меня. Грязное, скомканное одеяло лежало на полу у её ног.
На мгновение показалось, что в её глазах промелькнули боль и сострадание, но сказать наверняка я не могла.
В неярком свете луны, проникающем через косое, завешанное грязными занавесками окошко, её кожа приобретала какой-то бо-лезненный оттенок. Вокруг глаз залегли морщинки, темные волосы спутались, и лежал на плечах. Женщина смотрела на меня так, будто все обо мне знала.
Кто эта женщина? Что она обо мне знает? О ЧЕМ она знает? И насколько случайна наша встреча в забытой богом деревушке?
Я отогнала от себя столь философские мысли, повернулась и решительно зашагала к выходу. Довольно тяжелый рюкзачок бил по спине, жестки лямки впивались в кожу. На душе было погано настолько все это было глупо и наигранно.
Я была уже где-то на полпути к двери, когда до меня донесся слабый голос хозяйки:
-Иди, иди.…От туда никто не приходит. Думаешь ты особенная? Наивная… Ты такая же падаль, как и они!
Прогнав наваждение, я вышла из избушки. Темное августовское небо было усыпано мириадами звезд. Отыскав парочку знакомых созвездий, я спустилась с крыльца и вышла к дороге. Множество покосившихся заборов, полуразвалившихся домиков, заросших ло-пухами и крапивой садов. В этой деревушке на краю леса давно никого нет.
Подавив в себе приступ панического страха, я двинулась в сторону леса. Хотя… назвать лесом то, что я видела перед собой, можно было лишь с натяжкой. Это были сухие палки, с множеством коря-вых веточек, густо насаженные на небольшом холмике и уходящие вниз. Я вошла в это странное подобие леса. Под ногами одна только голая земля. Ни травы, ни опавших листьев.
В голове было так же тихо, как и вокруг…
***
Меня зовут Марианна. Марианна Целмс. Мое имя значит «пе-чальная красавица», и я вполне его оправдала.
Красота матери и проклятье отца. Быть изгоем. Всегда и во всех мирах. Вот, что я получила в наследство от своих родителей.
Всю свою сознательную жизнь я прожила в маленьком россий-ском городке с людьми, которых считала своими родителями… За которых проклинала судьбу, не зная, что правда куда хуже.
День моей смерти почти стерся из сознания. Все, что на данный момент осталось в памяти - сильная боль. Сирена «Скорой помощи».
Реанимация. Капельница. Операция.
Чувствовала боль, чувствовала разряды электрошока и прикос-новения холодного скальпеля. Чувствовала, слышала, но мое тело отказывалось реагировать на внешние раздражители. Хотелось от-крыть глаза и закричать, но не могла. Страх и паника накрыли с го-ловой
Я очень испугалась, когда очнувшись, не смогла пошевелиться. Вокруг было темно. Было тяжело дышать. Я поразилась странной догадке и приготовилась к смерти. Хотя, мне уже ничего было не страшно меня и так уже похоронили. Вопреки здравому смыслу в гробу, где я находилась, я могла свободно дышать. И где-то на краю сознания укрепилась мысль, что это может продлиться неог-раниченное время.
Именно в этот момент мне открылась страшная правда. Правда, впитанная с молоком матери, но до поры до времени скрытая соз-нанием. Я видела свою мать красавицу Анну-Марию, некромага. Отца Юлиана, привлекательного, как и все, но бедного вампира. Она была княжной, не знавшей забот и нищеты. Он - отшельник, скитающийся по миру, не захотевший принять традиции современ-ных вампиров. Казалось бы, что между ними общего? Но любовь, как правило, не спрашивает о социальном положении. Они жили недолго, но счастливо. И умерли в один день…
II
Идти по большим комьям сухой земли было не очень удобно. То и дело приходилось опираться на холодные и шершавые стволы этих странных деревьев. Было не понятно, почему в этом забро-шенном лесу такая разрыхленная, хотя и сухая почва. Остановив-шись у более или менее нормального, на мой взгляд, дерева я сняла с плеч старенький рюкзачок, в котором помещались все скромные вещи. Откопав на самом дне маленький Mp3 плеер, развязав столь ненавистный всем у кого есть плеер или телефон узел, я вставила в уши наушники ни нажала «Play».
Я иду на свет,
Смерти больше нет
Мир, ты был тюрьмой
Я иду на свет,
Сотни тысяч лет
Путь продлится мой
Хм, символично…
Новая жизнь, новая жизнь… Не об этом я всегда мечтала. Но не могу сказать, что мне плохо. Быть наполовину вампиром, на по-ловину некромагом, и при этом оставаться человеком. Это так со-блазнительно. Мало кто может этим похвастаться. Никто, кроме меня. Всегда знать, что хочешь и добиваться этого любой ценой. Быть не такой как все, но знать что где-то есть такие же. Хладно-кровные, мстительные убийцы, какой вскоре должна была стать и я. Смерть… Я так и не могу смериться с тем, что приходится «вы-пивать» живых существ. Каждая жажда для меня мучение. Успо-каивает то, что человеческая сущность и здравый смысл в этом плане подавляют вампирские желания.
Продвигаясь меж стройных рядов застывших мутантов. Было темно. И тихо. Ни звука, ни шороха.
Вдалеке что-то блеснуло, и вдруг слабый треск донесся до моего идеального слуха. Повернув на звук, я прошла пару метров, когда в глаза мне бросилась пара необычных деревьев. Если вы думаете, что в этом лесу удивительного быть уже ничего не может, то вы заблуждаетесь.
Два дерева стояли посреди леса. На них была крона., пусть не-много пожухла, и от чего-то невероятно темная (даже для темного времени суток), но все же листва. Пространство между стволами сверкало и искрилось, словно кто-то повесил сушиться большое не-видимое полотенце, а чтобы его не украли, пустил разряд в 220 Вольт.
Я не знала, что делать, но внутренний голос уверенно шептал: «Это то, что тебе нужно. Не бойся, сделай последний шаг…» Пови-нуясь я протянула руку. Пальцы коснулись холодной и мокрой на ощупь поверхности. Малоприятное покалывающее ощущение рас-пространилось по всему телу. В нос ударил резкий запах гниющей плоти.
Я покачнулась, но сделала маленький шажок. Порыв ветра, толкнувший меня в спину, принес тошнотворно-сладкий сладкий запах. Яркая вспышка ослепила меня. Упав, я потеряла сознание.
***
Это была та осенняя пора, когда листья с деревьев уже опали и птицы улетели на юг. Когда по ночам лужи покрываются тонкой корочкой льда, но днем все равно грязно.
Мне пришлось самой выбираться из закопанного в землю гроба, разломав его на кусочки и роя землю пальцами. И теперь про-хладный воздух приятно освежал раздраженную кожу. Разодранные до мяса пальцы саднили, с ладоней стекала кровь. Больше всего я сейчас походила на зомби из американских фильмов ужаса. Босая, в изорванном платье, запятнанном кровью, с растрепанными волосами, по локоть в крови, а на лице и теле следы грязи. В легкие забились комочки земли и постоянно кашляла. Взгляд в никуда, и одна остервенелая мысль: «Отомстить.… Убить, растерзать, но сначала… выпить кровь».
Я брела по старому кладбищу. В небе сияла полная луна, ос-вещающая выстроившиеся в ряд уже голые березки, покосившиеся от времени и непогоды надгробия. Рядом свалены были в большую кучу венки, засохшие цветы, старые ограждения и памятники. Некоторые могилы заросли сорняком, на некоторых не было ни фотографии, ни каких-либо опознавательных знаков или ограждений. Отовсюду на меня смотрели люди, которых я никогда не знала. Но мне было все равно.
Ноги сами несли меня по грязной дороге к главному входу. В выбоинах скопилась грязная дождевая вода. Я шла прямо не раз-бирая дороги. У самого входа располагалась аллея совершенно не вписывающаяся в местный пейзаж: мраморный постамент с мра-морными памятниками, выстроившимися в два ряда. По две могилы рядом, все в мягких игрушках и цветах. С фотокарточек на меня смотрели совсем еще молодые лица. Это же дети! Увиденное заста-вило меня остановится. Что это? Память услужливо выудила ин-формацию из прошлой жизни. Здесь похоронены дети, летевшие на отдых, но ставшие жертвой террористов-смертников взорвавших самолет. Еще совсем недавно вид этих надгробий вызывал у меня различные эмоции. Сейчас же в мозгу лишь промелькнула мысль: «Умерли», и все. Я пошла дальше. Нет, я не эгоистка, что вы. Я НЕКРОМАГ. Бесчувственное животное, получающее удовольствие от вида смерти.
Ворота встретили меня амбарным замком. Оглядевшись по сторонам, как будто кто-то еще может гулять ночью по кладбищу, я схватилась за железные прутья и перемахнула через забор. Боль в руках и ногах ударила в голову. Ох… Я оглянулась назад. За огра-дой было все так же тихо. Только ветер играл голыми ветками и опавшей листвой. И пусть говорят, что плохая примета, возвраща-ясь с кладбища оглядываться назад. Пусть. Я не верю.
Я лишь кровожадно ухмыльнулась. В лунном свете блес-нули два огромных клыка молочного цвета …
III
Говорят, что одиночество – это когда слышишь, как тикают часы. А на мой взгляд, настоящее одиночество когда уже все равно. Все равно кто и что о тебе думает, что говорит и делает для тебя. Настоящее одиночество приходит вдруг, неожиданно с пониманием того, что все кого раньше ты считал своими друзьями, на самом деле ими никогда не были. Ты находишься с людьми, среди людей. Но у них всегда есть что-то, что важнее, чем ты со своими проблемами. Им некогда тебя слушать, в то время как ты всегда готов им помочь. Одиночество - это когда понимаешь, нет ни одного человека, который бы разделял твои интересы. И ты никому не говоришь, что твои любимая книга – «Перси Джексон», а на телефоне много попсовых песен, потому что это не модно. Это не современно.
И ты отстраняешься ото всех, существуя в своем иллюзорном мире, где обязательно совершится чудо и исполнится заветная мечта. Ты натягиваешь по утрам улыбку, а в душе ненавидишь всех своих «друзей», совершенно забывших о тебе. Улыбаешься, уносясь в свои грезы, и плачешь, от душевной боли и сознания своей ненужности. И если бы кто-нибудь умел читать мысли он услышал «Я сильная. Я все смогу. Я буду счастлива не смотря ни на что. Счастливая… На зло вам. Нужно только подождать… Но я подож-ду… Я добьюсь»….
***
Я лежала на чем-то твердом и холодном. Над головой шумело, кряхтело и поскрипывало. Открыв глаза, я не сразу поняла где на-хожусь.
Вокруг было темно. Под спиной был песок. И глина, куски ко-торой запутались в волосах. Наверху стальные балки арматура. Я огляделась. Передо мной оказалась речка. Хотя… Это маленькое русло с грязной водой назвать речкой можно было с трудом…
Я отошла чуть-чуть в сторону от моста, чтобы понять, куда я попала. Я уронила рюкзак и он, издав глухой звук, упал на песок. Я не ожидала, увидеть раскинувшийся на том берегу город, так как по эту сторону ничего кроме песка обильной зелени ничего не было. Как и у любого другого города у воды, на том берегу была при-стань, от которой только что отошел большой круизный теплоход «Аид». Стоит отметить, что вид у этого теплохода был такой, словно он только что из царства этого самого Аида. Но судя по всему людям было не до внешнего вида этого плавательного средства: до меня доносились звуки музыки, радостные крики и повизгивания.
На набережной тем временем жизнь кипела и бурлила. Как и на любой набережной маленького провинциального городка здесь раскинулись большие шатры. Но не было там ярких огней и цвето-музыки, столь привычных для уличных кафе..................................